Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

1869

Amour Amour
Alle wollen nur dich zähmen
Amour Amour
Am Ende gefangen zwischen deinen Zähnen



__________
*Коллаж можно было доработать, но нет. Есть какой есть.

---

Небо

Сегодня удивительная плотность облаков была. Солнечный свет преломлялся занятно, направленными лучами уходил вверх из-за туч и потом отражался весенними улыбками в лужах и бликовал в остатках сугробов.

---

Фикбук и насравшие голуби

Я совершенно не понимаю (как рекламист, контент-менеджер и как Человек), зачем было из удобного ресурса для публикации работ делать Э.Т.О. Новая администрация фикбука проебалась так, как это вообще возможно и совершенно, видимо, не понимает, что несёт ответственность за свою юную (в большей части) аудиторию. Проблема не в возрасте посетителей сайта, нет. Проблема в том, что если вы собрали такую аудиторию и понимаете, что ей легко управлять – зарабатывайте на функционале (понятно, что это тоже бизнес), но НЕ проталкивайте свои кривые с т.з. и профессиональной, и общечеловеческой этики воззрения. НЕ используйте в своих соц.сетях чужие арты и куски текстов БЕЗ СОГЛАСИЯ АВТОРОВ И АРТЕРОВ. Вы – ресурс для авторов. Какие авторские права? – говорят все ваши посты.

У меня не осталось ни единого желания больше выставлять работы на эту платформу, а тем более – поддерживать нововведения. Спасибо, архив полежит на AO3. Ему там удобно. А своим я могу кинуть гуглдок.

---

Мечтателям некуда торопиться

Мы шатались с тобой по проспектам:
Под дождем, без плащей и улыбок.
Ты упрямо шлёпал по лужам,
Я пускала в них мыслями рыбок.

Из окна слежу с чашкой чая,
За тем, кто гладит кота:
Это ты, души в жизни не чая,
Укрываешь его без зонта.

Мы встречаемся на пороге –
Незнакомые яркие лица.
Улыбаемся и смеёмся:
Мечтателям некуда торопиться.

Кот мурчит, на подушке пригрелся.
Чай в твоей остывает кружке.
Ты шутишь, чтобы согреться.
Я разглядываю веснушки.

_____________

Это стихотворение было написано в очень тёплом и благостном состоянии духа и разума. Хочу, чтобы оно повисело здесь и погрело своим присутствием.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Немного вслух

Вселенная, в которой мы живём – удивительное пространство и время, сентенция энергий. Ничто не происходит случайно, но и всё – случайность.

Все люди, которые встречаются на пути, все знаки, если не закрываться от них. Всё это – не зря. Не устаю поражаться тому, как много неподвластно нам (и хорошо!), как многому мы можем научиться, если разрешить себе чувствовать и слышать.

Вау. Спасибо за этот день. За ощущение. Дыхание. За солнце утром. За медитативное состояние, пускай и не способствовавшее продуктивности. Удивительно.

Вся жизнь – удивительная. И никогда ты не будешь "слишком взрослым", чтобы ей удивляться. Хочу широко раскрытыми глазами смотреть и впитывать всё, как ребенок. Пожалуйста, пускай эта способность останется со мной.

Люблю, просто люблю жить.

---

.

Никто за тебя не напишет историю о человеке,
Который сегодня проснулся и вышел за дверь.

Никто за тебя его не услышит, сомкнувшего веки –
Глаза шире раскрой, со всех сил в него верь.

Никто за тебя не проснётся сегодня.
Никто за тебя не откроет глаза.
Ты пишешь свою историю.
Сам.

---

22 мысли к 22-ум годам

Изначально — это тред в твиттере, который писался вчера.
Он мне по содержанию нравится, поэтому пускай полежит и тут.

Поехали:

1. Если человек не хочет помочь себе сам, вы вряд ли ему поможете. Можете попытаться, но не давайте этому утянуть себя в болото. Вы – в первую очередь.

2. Если внутренне что-то ощущается правильным и естественным лично для тебя – делай это (если оно не вредит здоровью, ментальному и физическому). Без оглядки на старших, окружающих и кого бы там ещё ни было.

3. Нет "идеальной работы", есть вид деятельности, которым нравится заниматься и результат которой приносит удовлетворение. "Идеальная работа" – монетизация этой деятельности в удобных для тебя ритме и форме.

4. Те, кто рады за тебя в состоянии успеха и благополучия – те, кому тебе стоит быть благодарным.

5. Если кто-то продавливает тебе одну и ту же тему, у него она болит. Не принимай на свой счёт.

6. Любые попытки идти против своей природы, "ломать себя" — только заводят в тупик. С собой нужно дружить. Ты — свой самый сильный союзник.

Подобрав себе правильное орудие труда и боя, ты сильнее любой своей "исправленной" версии.

7. Родители – тоже люди. С проёбами, желанием развлекаться и отдыхать, с проблемами и страхами, неуверенностью. Позволь им это. Они как ты, просто родились раньше.

8. Возраст не говорит о человеке ни-че-го. Пережитый опыт у всех разный, как и умение учиться на пройденных ситуациях.

9. Быть счастливым — первостепенная задача. Научи себя чувствовать момент, глубоко дышать, останавливаться. Ощущать счастье в моменте. Фокусироваться на деталях, которые делают день светлее.

10. Благодарность – великая сила.

11. Любые практики/ритуалы имеют смысл, если лично тебе они приносят успокоение и насыщают энергией.

Будь то рисование, спорт, таро, медитации или чтение песен вслух на манер заклинаний. Не важно, кому каким "бредом" это покажется.

12. Уважение и доверие – основа по-настоящему долгих и надёжных отношений.

13. У любви нет ни пола, ни возраста, ни условий. Она есть. Она везде. В тебе, изнутри тебя вовне, из закатов и рассветов, запаха летней ночи и зимнего утра – внутрь тебя. Она повсюду. И только ты можешь её прочувствовать. Подари её себе. И другим.

14. Если хочешь отдать – отдавай, не жди ничего взамен.

Вселенная найдёт способ сделать равноценный подарок.

15. Друзья – это те, кого ты рад слышать всегда, но, в то же время – они уважают твоё право не хотеть никого слышать в конкретный момент. И всё равно готовы оказать поддержку в той форме, которую ты обозначишь.

16. Любовь не измеряется. Ничем. Ни деньгами, ни подарками, ни строками. Ни часами-днями-городами.

Не нужно пытаться её измерить. Просто чувствуй здесь и сейчас, пока она есть и будь благодарен.

17. Все, кто будут, были (или) есть в нашей жизни – несут с собой часть урока и предпосылку для духовного роста, чтобы научить делать верный для себя выбор.

18. Самостоятельность – внутреннее ощущение. Как и состояние свободы.

19. Деньги – не главное, но они – необходимый и ценный ресурс-эквивалент, который нужно ценить и любить. Это не цель, но средство её достижения.

20. Ты волен делать со своей жизнью, что хочешь, пока не вредишь другим.

Ни у кого нет права доказывать тебе обратное. Слышишь попытки убедить в обратном? Уходи от этих людей как можно дальше.

21. Вселенная слышит наши желания. Готова подарить нам мечты.

Мечтай смело и по-крупному. Мечтатели не "аутсайдеры" – мечтатели строили империи и создали корпорации.

Хоти большего. Разреши себе получить это большее.

22. Самое ценное – твой ментальный (эмоциональный) комфорт и физическое состояние. Ты – свой главный ресурс и ценнее здоровья разума, души и тела, действительно, ничего нет.

Будь себе лучшим хранителем.

---

Мы есть

Мы есть

Автор: Лирбис
Жанры: романс, au, психология.
Персонажи: Аллен Уолкер, Канда Юу.
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: нет.

Саммари:
Продолжение "Мы могли бы".


Когда Канда смотрит на Аллена, он думает, что нельзя так отчаянно сражаться в чужих битвах. Буквально весь их круг знакомых вытащен Алленом из той или иной задницы. Причём самому разгуливать во время процесса спасения всего и вся с голой жопой, Аллену ничто не мешало. Потом, надо отдать должное, собой занялся: заработал денег, нашёл жильё в Киото. Не уехал после окончания университета на родину в Великобританию, остался здесь. Почему? Аллен никогда не давал прямого ответа на этот вопрос. Скорее всего, дело в людях: привязался к нему, Линали, Линку, Лави.
Простые выборы совсем не про Аллена, как и невнимательность. Именно поэтому с ним Канда чаще наблюдал, чем действовал. С Алленом сложно строить тактику: он либо предсказывает тебя с поразительной лёгкостью, либо просто успеет вовремя сопоставить точки в схеме. Он мог не быть самым умным с виду, но законченный биофиз и карьера певца просто так не строятся. Половина заслуги в карьере, конечно, у его продюсера, но факт остается фактом. Без умения вертеться и непонятной Канде жажды прожить множество судеб, Аллен бы уже спился где-нибудь в европейском переулке. Может, поэтому и приехал по обмену сюда, изначально: проверить себя, дать пинка. Смелое решение. Многие бы испугались таких резких перемен. Но не Аллен, конечно.

Они сидят в кафе Неа и Канде кажется, что время течёт слишком медленно: как Аллен смеется, запрокинув голову, в ответ на характеристику его новой начальницы. Это всё не важно. Важно, что они могут увидеться, пока Аллен думает над новым альбомом и проводить вместе уже вторую неделю. До этого не виделись пару месяцев: графики совсем не совпадают. Тур дался Аллену тяжело, но он, разумеется, не показывает. Канда видит только-только начавшие сходить синяки под глазами, лишний отёк в руках — у Аллена тонкие кисти, тоньше, чем сейчас выглядят. Сетка сосудов молниями расползлась с подбородка на правую щеку. Аллену почти двадцать пять, ему самому и того больше. И будет так глупо с его стороны сейчас начинать подобное ребячество. Что он должен сказать, как посмотреть, что сделать? Канда не особенно понимает. Ему было всегда всё равно на условное одиночество: это просто много свободного времени, которое можно потратить на дело жизни. Благо, работа по душе у него есть. Но что-то неуловимо изменилось и совсем развернулось щекочущим полотном тогда, в источниках. Аллен тоже долго смотрит на него теперь.

Например, как сейчас: щурит хитрые добрые глаза и слизывает с края чашки пену. Хищный, дурацкий кот, которого не решаются гладить из-за слишком сияющей шерсти. Канда знает — запустишь руку чуть глубже вседозволенного и можно столкнуться с ледянящей прямотой.
— Мояши, чего пялишься?
— На тебя сложно не смотреть.
Упрямый взгляд глаза в глаза, не отводит. Проигрывать Канда не собирается, но плечи напрягаются сами собой. Они знают друг друга с Алленовых восемнадцати, но сейчас что-то идёт совсем не так. Меняется всё. Весь мир с ног на голову и только из-за одного взгляда, перед которым Канда чувствует себя безоружным каждый раз. Аллен не атакует, но Канда чувствует, что тот понимает: ему это не нужно. Глупец и мудрец в одном лице. Палач и целитель. Сборник противоречий, записанный кровью на пропитанной духами бумаге.

Дома тепло и уютно: у Канды всё в серо-сине-чёрных тонах, но с уютными деталями в виде подушек на диване и от руки расписаной стены в гостиной. Аллен сразу тянет руки к Мугену: кот ластится и предательски урчит, совсем игнорируя строгий взгляд Канды. Вот же гад, с потрохами выдаёт обоих.
Перед сном Аллен выходит из ванной в одной футболке и у Канды что-то нервно звенит в голове. Отголоски гонга, в который ударяет одним ясным желанием: сделать своим. В каком-то смысле, Аллен уже давно «его», причём безраздельно — ни с кем у мояши нет такого взаимопонимания и это грело эго, если не кривить душой. Но всё же... Канда напоминает себе: тебе почти тридцать, не делай глупостей, не теряй то, что есть.
— Не хочешь на ночь ту полнометражку посмотреть?
— Давай, - соглашается Канда, не думая. Будто его взяли и тонкой нитью намотали на запястье. Так просто идти за Алленом, но не у него на поводу. Добровольный акт, всегда.
Аллен засыпает под конец, свернувшись в позу эмбриона, облокачиваясь на его плечо головой. Хочется выключить слишком романтичный мультипликационный шедевр: от концовки плохо рябит в глазах, тем более с его умиротворённым дыханием на шее. Когда он успел полюбить Аллена так? Канда не знает ответа, но понимает, что сейчас обнимает его бездумно и кутает в плед, чтобы не замёрз. Потому что затёкшее плечо — ерунда, здоровье Аллена ему важнее, чем собственный комфорт.

С ним никогда не случалось сумасшедшей влюбленности: ни в школьные годы, ни после. Самые яркие воспоминания Канды связаны с друзьями и, в частности, Алленом. Как только он появился, его жизнь будто пошла в нормальном ритме. Запустились невидимые процессы и всё обрело смысл. Так резко и ярко, что поначалу он упрямился и противился, как положено встречать перемены. Аллен жмётся ближе и ведёт носом по шее. Во сне? Или...
— Аллен. Ты спишь? - По имени. Внутри что-то замирает в дурацком испуге. Будто если он сейчас узнает, что всё сегодня — улыбки, слова, взгляды, не есть порождение сна, то случится нечто непоправимое.
— Не сплю.
Ничего страшного не происходит. Аллен приоткрывает глаза и тянется к димеру, убавляя свет до тёплого полумрака. Ложится обратно на плечо, греется об него и мягко расплетает тугую косу. От его прикосновений не хочется уклониться, от его тепла не жарко и не трясёт. Спокойно и ровно, но чувство в груди всё затапливает другим, только любившим понятным теплом.
— Ты сам не свой в последнее время, - Отмечает Канда. Ещё в источниках заметил: излишне резкие жесты, скованный смех, частое "промолчать". Аллен не любит молчать там, где ему есть, что сказать. Это значит, почти всегда.
Ровные белые зубы прихватывают нижнюю губу со следами прежних нервных мыслей. Аллен кусает её пару раз легко, скользит языком от края до края. По позвоночнику Канды скатываются первые горячие всполохи. Снова гонг:

це-луй-е-го-це-луй...

Тихий нервный выдох. Один на двоих.
— Влюбился, как идиот. Вот сейчас, когда всё есть. Представляешь? - Пытается сыграть уверенную ухмылку, но не выходит. Уголки губ нервно дергаются и опадают. Аллен поднимает на него взгляд, и Канде резко легчает: по сравнению с ним, он просто слегка тревожен. У Аллена в глазах такая паника, будто вот-вот рухнет небо и привычный порядок вещей. Так и будет, наверное. Канда не собирается его жалеть. Не после такого взгляда. "Благослови боги, в которых ты веришь, твои серые глаза, Уолкер — по ним видно всё и даже то, чего видеть не следует".

Канда думает, что пускай: пускай рушится мир, привычный порядок, хаос захватывает с головой и время пустится в пляс. Ему так плевать. Губы Аллена дрогнули под прикосновением пальцев. Канда ловит его взгляд своим, успокиавающе прислоняется лбом ко лбу. Смотрит в упор долго, мягко, пока плечи Аллена не опускаются и в глазах не начинает искриться привычный свет. Понял. Рад. Теперь — точно можно. Канда целует его мягко и поверхностно, слишком невинно для их возраста: сминает губы, ласково обводит языком ранку на нижней и прижимается чуть плотнее, перед тем, как отстраниться. Не ожидает резкого выпада: Аллен притягивает его за плечи обратно и целует сам — уверенно, с напором. Держит крепко, будто боится, что Канда передумает и сбежит. Нет уж. Незачем и некуда, не к кому. Ему хорошо здесь. Потому что он так решил.

Канда притягивает Аллена за поясницу и целует ещё раз, теперь уже смело и с долей страсти.
— Расслабься. Никуда я от тебя не денусь.
Серое небо в глазах озаряет легко читаемое счастье. Аллен смущается, прячет это за неловким смешком и зарывается носом в его волосы, спутывая, но сил протестовать нет. Он обнимает его так, как всегда хотелось: крепче, спокойнее, дольше. И понимает, что не ошибся — именно этого ему не хватало. Именно это было "лишним" между ними. Дистанция, а не возникшие чувства. Только вот мояши снова выиграл, сделав очередной первый шаг. Досадно, но, возможно, так и должно быть. Как там он говорил?
— Если и быть орудием в чьих-то руках, то в твоих.
Аллен замирает. Отстраняется и смотрит на него серьёзно. Настолько строго, что Канда даже напрягается. Прохладные ладони касаются лица с обеих сторон. Аллен проговаривает, чуть ли не по слогам:
— Предпочту, чтобы мои руки поддерживали тебя. Не позволяй никому, даже мне, тобой управлять. Это будешь не ты.
Канда понимает, почему полюбил именно его. Потому что это Аллен Уолкер — первый человек, который понял его стремление к свободе и разделил его, не вдаваясь в подробности. Принял за чистую монету всё, даже самые худшие проявления. Аллен всегда будет держать его, но никогда — удерживать.
— Если вдруг, предлагаешь рубить?
— Да, - Отвечает моментально, жёстко, не задумываясь. Всё также смотрит в глаза. Зеркалит жест: прислоняется лбом ко лбу и смотрит долго в глаза. Одними губами:

лю-блю-те-бя. Тот дождь в онсэне, те взгляды из-под ресниц, те сомнения и тоска от нерешительности. Пазл складывается.

Канда закрывает глаза и едва касается кончика его носа своим.

Самурай и целитель — не образы. Это они и есть.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Фрагменты

Фрагменты

Автор: Лирбис
Жанры: романс, ангст
Пейринг: Тодороки Шото/Изуку Мидория
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: нецензурная лексика

Саммари:
Описание отдельных ситуаций и общей картины развития отношений.


Зимнее время приближалось удушливым сном, ноябрь подкрадывался моросящей сонливостью, вызывая желание зарыться носом в одеяло, укутаться, и не высовываться даже поесть. Мир впадал в прерывистый сон, толком не отдыхая и не дыша. Изуку чувствовал себя также.
Мир снаружи всё больше расшатывался, напоминая скрипящие предсмертно качели, что вот-вот оборвутся с громким лязгом металлических цепей. Чем опаснее становилось снаружи, тем спокойнее ощущалось в академии. С последнего нападения, когда они с Бакуго на пару, пролежали в больнице больше трех недель – и ему повезло очнуться раньше – Аизава так промыл мозг директору, что теперь UA напоминала скорее тюрьму для особо опасных преступников, чем учебное заведение. В каком-то смысле, так и было: теперь, когда они обрели определенный статус и вес среди героев, каждый из них вырос. Последний год учебы был для всех изматывающим – стажировки стали нешуточными, патрулём не отделывался никто, хотя бы потому, что общество постоянно трясло, как как лёд в шейкере.
Мидория откинулся на подушку и поднял к потолку руку, смотря на шрамы. Их стало больше. Один внизу запястья – тёмный и короткий, узкий. Напоролся на осколок стекла при падении, прошло до кости. Даром, что жилистый, и само место не располагает серьезным травмам. След от ожога около мизинца. Мидория улыбнулся, вспоминая его происхождение. Каждая отметина на теле рассказывает свою историю: родинки – твоего формирования, шрамы – уроков и осознаний, следы от укусов и поцелуев – шлейф искренней страсти. Всё менялось слишком быстро и медленно одновременно: какие-то процессы хотелось затормозить, рассмотреть под микроскопом, проанализировать, а другие забыть, как страшный сон. Но реальность беспощадно гнала этот поезд быстрее синкансэна туда, в неизвестность. Бояться случалось, но Мидория больше этого не стыдился. Если бы не страх, он бы уже пару раз точно умер. Рассмеявшись собственным мыслям, Изуку поднялся и посмотрел на часы, а потом отодвинул штору и глянул на гнущиеся под светом фонаря ветви деревьев. Он прибыл со стажировки на пару дней раньше, и сегодня общежитие должно было снова наполниться родными голосами. Пока здесь были только он, Киришима и Каминари. Стоило признать, ребята были не худшей компанией, но волнение за остальных никуда не уходило.

Включив свет, Мидория зацепился взглядом за чашку – его кружку с Олмайтом, на которой присох след от горячего шоколада. Изуку чертыхнулся и пошел в направлении туалета, чтобы ополоснуть. Он мог объяснить себе тягу ждать Тодороки в его комнате, но не хотел – и так под рёбрами ныло, будто смычок пилил их, надеясь сыграть горестную мелодию. Руки двигались машинально. Он, кажется, долго старался привести мысли в порядок, и поэтому надраивал поверхность до скрипа. Даже ледяную воду не заметил, и не только из-за чуть сниженной чувствительности в пальцах – последствия частых переломов. Теперь он, разумеется, не портил себе здоровье при каждой атаке, но истощался от использования силы не меньше. Она переходила к нему полностью, раскрывалась и начинала медленно ассимилироваться, поедая часть его сил. Олмайт иссякал с каждым днём. Старался быть ближе, помогать проводить теоретические занятия. Занимался всем, чем угодно, только не говорил с Изуку о смерти. Наверное, думал, что Юный Мидория не выдержит. Юный. Хотелось вспоминать, что ему ещё мало лет, и всё впереди. Самый возраст для глупостей, романтических приключений и прочей дури, которой принято придаваться в восемнадцать. Но было полное ощущение, что он постарел, глядя на Всемогущего. Будто знал – когда-нибудь, он уйдет также. Совершив то, что должен, передав силу и отчаянно желая прожить все те моменты, которые не успел за свои геройские будни. Как глупо… Ощущение жизни в последние полгода возвращалось только в битве, при опасности или с Шото. Сначала Изуку вытягивал его из скорлупы, постепенно, пинцетом. Но теперь скорее Тодороки встряхивал его вовремя: внимательный, умный. От него не ускользало ничто. Он мог промолчать, сделать вид, что не заметил, ничем себя не выдав. Мидория просто чувствовал – Шото всё видит, и ему порой тревожно за него. Скорее бы приехал: живой, целый.
Изуку вздрогнул от голоса за спиной, обернулся, и сфокусировал взгляд в полумраке на Киришиме, который тут же включил свет.
- Мидория, ты чего тут в темноте стоишь? – Он дернулся, закрутил кран и показал чашку, неловко улыбнувшись.
- Задумался. – Нужно было собрать себя в кучу и выбросить дурь из головы. Мысли тянулись как кисель, запутывались одна о другую. Возможно, он просто устал от трех спасательных операций за две недели, и нужно было выспаться. Но сон не шёл, а идти в медпункт за снотворным – лекарства им выдавали под роспись – значит снова разговор с Олмайтом и тяжелые взгляды Аизавы. Нет, этого он не хочет. А без Тодороки было настолько паршиво, что из сна выкидывало кошмарами прошлогодней практики в завалах. Первый раз, когда он не смог спасти человека: на его глазах, девушке, которую он не успел вытащить, обрушившийся потолок здания переломил позвоночник. Он кричал так громко тогда, что не помнил ничего, до момента, когда Мина, работавшая в офисе неподалеку, отволокла его до дороги и дала пощечину со всей дури. Полгода извинялась. Вот же.
- Мидория! – Тряхнул его за плечо Эйджиро, сжал до боли пальцы, чтобы наверняка. Изуку вскинул голову и нацепил привычную улыбку.
- Да-да, прости.
- Чаю, говорю – хочешь? – Красные глаза смотрели с пониманием. Точно, Бакуго же пошел в боевой отряд.
- Да. Какао только. – Изуку направился в кухню-столовую.
Буквально за пол часа обоих попустило, в целом – благодаря Каминари, который так уморительно пародировал своего куратора в этом семестре, что просто слезы в уголках глаз выступали.
Ближе к ночи открылась дверь, стукнула вешалка для курток в коридоре, и к ним зашел Каччан – весь с мокрыми, прилипшими к лицу волосами, нахохлившийся в толстовке, как воробей, и примерно также быстро прочирикавший: - Весело вам, я смотрю, а?! Хорошо небось в тепле сидеть, пока остальные вкалывают! – Киришима закатил глаза и мысленно вопросил, за что ему это, Каминари фыркнул что-то в духе «ты бы не ворчал, а чаю выпил, авось подобреешь». А Изуку просто поприветствовал.
- Какие мы вежливые, твою мать! – Бакуго просто замерз и чуть ли не дрожал – промозглая сырость и ветер продирали до костей. Изуку сжал зубы, но не отреагировал. В голове зазвучал голос Тодороки: «он же провоцирует тебя на внимание, не подкармливай его. Он заряжается от твоей реакции.» Заряжать Каччана сейчас не хотелось – батарейки не хватало на себя. Вежливо распрощавшись с ребятами, Изуку оставил кружку на столе и пошел наверх. Завалился на футон и, завернувшись в одеяло Шото, ощутив его запах, немного успокоился и заснул.
Ненадолго: во сне преследовали образы, начиная Ночноглазом с Олмайтом, и заканчивая девочкой. Маленькой девочкой, которую он спас три дня назад из лап парня с причудой превращения пальцев в колючую проволоку. Всю израненную, истекающую кровью. Если бы он пришел раньше, было бы на её теле меньше шрамов, страдала ли бы она меньше? Да.

Тодороки бесшумно скинул обувь и подошел к спящему Мидории. Наклонился и понял, что сном это назвать никак нельзя: тот свернулся в позу эмбриона и морщился, дергал рукой, глаза под веками двигались. Дурное видение.
- Изуку. – Шото присел рядом, сняв с себя свитер, оставшись в футболке. – Изуку. – Касание к щеке было остановлено захватом у локтя. Мидория подорвался, и только поняв, кто перед ним, расцепил стальную хватку, выдохнув.
- Прости… Рад тебя видеть. – Мидория тепло улыбнулся и обнял его, зарываясь пальцами в разноцветные волосы. Тодороки чувствовал его учащенное сердцебиение – примерно сто, может, чуть меньше.
- Я тоже. Ты не болеешь? – Шото проверил губами температуру у лба, и нахмурился, смотря на Мидорию. Изуку почувствовал себя неуютно, пожал плечами и отвел взгляд.
- Загоняюсь.
Тодороки только едва слышно вздохнул и достал из рюкзака бутылку красного вина. Мидория удивленно уставился на алкоголь и воскликнул «как?!».
- Встретил полночь в магазине. – Мидория присвистнул и покрутил бутылку в руках.
- Дорогое.
- Не дороже твоего внимания. – С таким ровным лицом ответил Тодороки, что Изуку захотелось то ли взвыть, то ли расцеловать его до припухших губ. В самом деле, как можно с таким ровным лицом почти признаваться в любви? Он до сих пор краснел до кончиков ушей, от таких признаний, будто мимоходом.
Через пару минут они уже пробовали интересный микс из сортов, забив на традиционную чайную церемонию перед сном. Хороший метод медитации, но сейчас вино казалось лучше.
- Вкусно. – Вынес вердикт Изуку. – Но я всё равно больше за сладкое. – Тодороки покачал головой и поцеловал его в макушку.
- Хорошо, что в чем-то ты не меняешься. – Мидория поднял на него внимательный взгляд.
- Тебя что-то беспокоит.
- Ты. – Прямо ответил сын Старателя. Теперь это было просто фактом, а не давящим титулом. Заслуги младшего Тодороки уже оценили люди, поняв, насколько его методы отличны от отцовских. Не то, чтобы они помирились с отцом – скорее, Шото научился выносить его. Прямота была его лучшей чертой, особенно с Мидорией, который слишком много анализировал, чтобы забивать себе этим голову ещё и в личных отношениях.
- Сам не знаю, - признался Изуку, откинувшись головой на плечо Тодороки, и начав перебирать пряди его челки, улыбаясь дрогнувшим ресницам, - будто кризис догнал: постоянно думаю о том, что сделал неправильно, кого подвел, скольких не спас, сколько умерло из-за меня… Знаешь, просто кажется, что все мои действия приводят к трагедиям. – Можно было сказать всё, что думаешь, и не получить осуждения. Они были друг с другом предельно честны, и это всегда было светом, который выводил их из тьмы собственных сомнений. Они просто брали друг друга за руку и вели вперед.
Тодороки помолчал с минуту, задумчиво оглаживая его торс под футболкой, ущипнул за сосок и, когда Мидория уже полностью переключился с депрессивных настроений на подходящее возбуждение, озвучил свою точку зрения: - Ты их убивал? Ты насиловал, ты сжигал дома, обрушивал на жертв камнепад, заставлял бояться? – Изуку помотал головой, понимая, к чему тот клонит.
- Почему ты считаешь, что во всём есть твоя вина? Невозможно управлять жизнью во всех её ипостасях. Хотелось бы, конечно, - задумчиво протянул Шото. Власть его привлекала, Мидория давно это заметил, но помалкивал, - Но может, оно и к лучшему. Череда совпадений и случайностей, ты над ними не властен.
- Да. Ты прав, но… Но я не могу перестать думать о том, что было бы, успей я.
- Не успел. – Твердо говорит Шото, налив Мидории ещё вина. – Уже.
Ощущение, будто льда за шиворот насыпали, не покидало пару секунд. Мидория резко сел и выпил пол бокала залпом, наплевав на эстетические функции напитка. Уже не успел. Действительно, лучше концентрироваться на настоящем. Он понимал это умом, но будто до конца не осознавал.
Шото потянулся, и Мидория чуть не подавился, увидев бинт под майкой, проходящий наискось.
- Что это? – Шото стянул ткань и провел рукой вдоль бока. – Небольшой ожог. Там внутри несколько масляных пластырей, поэтому перебинтовано для фиксации. Отклеиваются. Надо пару дней на ночь поносить, и кожу не тревожить. – Мидория осторожно коснулся его шеи, повел носом по ней вниз. В голову резко дало. Приятно. Кружило.
- Разозлился, или долго?
- Почти пол часа использования. Ещё глюкозной недостаточностью отдало, поэтому последние пару дней пил эту мерзость, которую вы называете чаем с сахаром. – Изуку рассмеялся, осторожно повалив любовника (определение до сих пор щекотало нервы игривой ухмылкой) на спину, и посмотрел на чашки для чая. С вином.
- Горе эстеты. – Озвучил его мысли Шото, и, хитро посмотрев, притянул к себе, целуя. Вкус вина и предшествующей ему сладости – Изуку наверняка снова пил какао – приятно ощущался на языке, вопреки законам логики. Казалось, даже смолотив Мидория угля с дегтярным мылом, ему было бы приятно его целовать. Изуку не вёл, но и не уступал – давал ощущение контроля, оставляя за собой движения рук по торсу, стоны в рот и открытые глаза. Мидория следил за его реакцией, вычислял, как ему нравится. Они вообще часто ставили эксперименты, кто кого быстрее доведет простыми прикосновениями. Шото подмял его под себя и откинул одеяло подальше – они оба достаточно согрелись. Волосы ещё при входе он высушил, разогрев воздух вокруг себя. Крайне удобная в быту причуда, если не перебарщивать.
Изуку выгнулся и с силой притянул его к себе, укусил в шею, хрипло выдохнув. Мидория совсем не походил на милого мальчика, и это делало его ещё более желанным – мужественность и отвага были тем, что скручивало возбуждение тугими узлами в крестце и под ребрами. Эта бешеная сила, замкнутая в его небольшом теле. Изуку впадал в раж от алкоголя ближе к концу – сначала был просто страстным и податливым, а потом, когда чувствовал, что Шото развозит, вырывал контроль из рук, подавляя. Не с целью показать, кто главный – главных не было. Стремясь доставить больше удовольствия, удивить. Новаторство и альтруизм – великая, но страшная смесь.

***

Тодороки в полной мере осознал эту грань Мидории в середине второго года. Январь в своём разгаре отличался дождями, промозглостью и ночными заморозками. Улицы и, тем более, крыши домов, превращались в сплошной каток. Изуку не искал легких путей, потому в эту стажировку пошёл к спасателям. Неделю всё было спокойно, они все успели немного расслабиться.
И это было большой ошибкой: после наступления темноты, грохнуло в торговом центре. Шото подорвался в гущу событий сразу же, только услышав половину команды героя, в чьей команде сейчас работал: ему не нужны были ориентиры, чтобы понять необходимость большого числа спасателей на территории. Много людей в панике, возможно запертые из-за обвала пары этажей в одном здании с преступниками – хуже, в городской черте, не придумаешь.
Злоумышленников стало видно только у подножия стеклянного гиганта: один, создающий шаровые молнии, и второй с причудой гигантизма, разрушивший здание. Отмахивался от какого-то героя, словно от мухи. Тот не сдавался и надоедливо скакал туда-сюда. Ловкий. Мозг не сразу обработал информацию, и осознание стукнуло в голову только, когда стала заметна зеленая вспышка. Изуку. Замкнуло на мысли, что Мидория в опасности, но вывести людей тоже кто-то был должен – выход с пятого и шестого этажей был один, в окно. Пожарная служба ещё была в пути, с нижних этажей выводили всех, кто добирался до дверей. Недолго думая, Шото соорудил изо льда подобие горки с высокими бортами. Угол был опасный, даже учитывая, что он пустил её змейкой, из стороны в сторону, чтобы сократить трение и вероятность жесткого столкновения со впереди находящимися. Сила поддалась легко, самым сложным был начальный этап визуализации желаемой формы, остальное происходило на уровне инстинктов, интуитивного управления. Поддерживать температуру долго было сложно, благо было в районе восьмидесяти человек. Последнюю тройку встретили уже вместе с пожарными. В ходе эвакуации, пара разрядов почти долетели до барьера спуска, который Шото мгновенно укреплял в нужном месте, но оказывались отбиты Мидорией, который только толкался ото льда и снова вступал в бой, отвлекая обоих на себя. Трудно: не мог развернуться в полную силу, чтобы не повлечь полного крушения торгового центра, но и защитить себя, по этой же причине, в достаточной степени не мог. Вскоре подоспел отряд Крепкоголового, а с ним и Киришима. Наверху явно стало веселее. Тянуло в бой, в центр событий, к битве, но Тодороки запихнул это желание подальше. До того момента, как закончили вытаскивать выживших из-под обломков.

Только было собравшись достроить спуск и подняться по нему на крышу, Шото еле удержал равновесие – здание тряхнуло, обвалилась и левая сторона. Арматура и стекло могли бы упасть прямо на крышу невысокого жилого дома, но Киришима в полной броне оперативно разломал обломки на мелкие части, сокращая повреждения. Людей вывели, прилегающую территорию оцепили. Зеленые вспышки становились нестабильными: то ярче, то едва заметными. Изуку выдыхался.
Ещё никогда подъем не давался так легко. Тодороки не думал, просто несся вперед к цели, абстрагировавшись от скольжения под подошвой, ветра в лицо и проносящихся мимо остатков энергетических сгустков.
- Всё? – Крикнул Мидория, когда Шото опалил руку гиганта ровным потоком пламени. Почти до мяса. Раскалять мгновенно пока давалось тяжело, не всегда достигалась желаемая температура.
- Да.
- Разверни их в одну сторону. – Сообщил Изуку часть плана. Они работали слажено, особо не проясняя действий: просто действовали по наитию, следя за приёмами и передвижениями другого, сопоставляя с действиями противников. Выждав правильный момент, Мидория сконцентрировал силу для страйка. Шото ушёл из зоны поражения в последний момент, чтобы не спугнуть злоумышленников, но его задело волной. Проволокло по крыше. Зацепиться рукой смог в последний момент. Переждав столкновение, ориентируясь по стихающему гулу, Тодороки создал уплотнение под ногами и залез обратно.

Мидория стоял аккурат пяткой у кромки плоской крыши здания, и медленно приходил в себя. Дрогнули плечи, мышцы спины расслабило. Изуку качнуло, он сделал шаг вперед, но нога проехалась по льду, и Мидория сорвался. Спиной назад – и вниз.
Шото не знал, что умеет с такой скоростью создавать лёд, до этого дня. Ключевым моментом было не ударить Изуку головой о поверхность насмерть, и Тодороки сам не до конца понял, как на новом спуске оказался под Мидорией в момент его падения в конкретную точку. Воздух выбило из легких, удар пришёлся на ребра, но концентрации хватило, чтобы вывезти их по полосе прямо к переходу, остановившись в сантиметрах от красной ленты ограждения.

Локоть и спину продрало через одежду, судя по ощущениям – прилично. Но о себе можно было подумать позже. Изуку дышал редко и поверхностно, не среагировал ни на движения, ни на свет – просто отключился от перерасхода сил. Мог бы подождать подкрепления, а не лезть на рожон, но Тодороки понимал его: могло пострадать больше людей, от его бездействия. Всё, что угодно могло случиться. Но, с эгоистичной точки зрения Шото, ничто не стоило здоровья.
- Мидория. – Позвал Тодороки, положив голову Изуку себе на колени. Ноль реакции. Подбежал Киришима, предусмотрительно приведший медиков.
- Так, пробуем план «Б»! – Эйджиро набрал воздуха в легкие и, изобразив легкую панику, завопил: «Бакуго крушит твою комнату! О нет, он добрался до постера со Всемогущим!»
- Кири… кх, шима, он бы сначала разбил все кружки. – Мидория хрипло засмеялся, закашлялся и попытался сесть, тут же резко откинувшись на грудь Тодороки. На обеспокоенные взгляды товарищей, пояснил: - Спина. Тот, с причудой гигантизма, пару раз пытался откинуть.
- Амортизация была не особо. – Заключил Тодороки, и передал Мидорию врачам. Изуку одними губами прошептал «спасибо» и улыбнулся. Тодороки только серьезно кивнул. Не за что. Это Мидорию нужно было благодарить, и не только ему.
Эйджиро положил руку ему на плечо и шепнул: «пойдем, ты не можешь помочь». С Киришимой было просто. Во-первых, он всё видел, понимал, но молчал. Во-вторых, тот был единственным человеком, способным вразумить Бакуго – о чём вообще речь? Это какой-то особый талант, не поддававшийся объяснению.
Мидория смог вернуться на учебу через два дня от её начала и, когда они сидели в комнате, и Изуку мерно переписывал конспекты, Шото не выдержал:
- Думай о себе иногда. Пожалуйста. – Изуку поднял взгляд, растерянно моргнул, а потом понял. Видимо, по одному его лицу считал причину недовольства.
- Прости, Шото. – Мягко и тихо, почти неуверенно. – Я просто…
- Знаю. Просто прими к сведению.
- Хорошо, я тебя понял.
Мидория чувствовал себя последним идиотом, потому что Тодороки обнимал его во сне так крепко, будто боялся, что не поймал тогда. Или?..
Ещё с полгода Шото просыпался от звука глухого удара и треска позвоночника, резко садясь на кровати и проводя по лицу руками, когда они с Изуку не засыпали вместе. Если бы – не успел? Что тогда?

Сколько бы не проходило времени, Бакуго всегда раздражающе выводил Мидорию на негатив. Драконил его профессионально своей неспособностью видеть мир также, как Изуку. Вины самого Бакуго в этом не было: они разные. Совсем. И методы решения проблем с Мидорией у них настолько несопоставимые, что не было ничего удивительного в их разногласиях. Вот только Бакуго нравилось быть лидером, а Мидория им был. Ситуативно, просто брал всё под контроль. Внимание, слава, статус лучшего не имели для Изуку значения конкретно в момент достижения цели. И Бакуго терялся: как кто-то, так легко мотивированный благополучием других, мог иной раз обойти его, который действительно вкладывал в себя максимум. Тодороки Бакуго уважал, что бы тот себе не думал. Признавал в нём соперника, угрозу, даже вероятного конкурента за место лучшего студента на курсе (хотя, не кривя душой, лучшим был Мидория), но совсем не обязательно – одобрял его действия.

После того, как Изуку буквально наорал на него, сорвав злость за очередное приставание Бакуго на ровном месте, а потом ещё неделю извинялся, терпение Тодороки кончилось.
- В чём. Твоя. Проблема? – Шото перехватил руку взрывного одноклассника и выкрутил кисть с такой силой, что Бакуго сжал зубы. Попытка использовать причуду не проканала – Аизава стер у них обоих тут же, невовремя выйдя в коридор.
Но разнимать их не спешил. Тодороки воспринял это, как сигнал к действию. Бакуго, недолго думая, ударил его в нос, Шото контратаковал под колено и, бесчестно схватив за волосы, хорошенько приложил того головой, популярно объяснив.
- Если ты не в состоянии понять, когда надо умерить свою жажду внимания, ты ещё глупее, чем Мидория, в твоём понимании. – Шото увернулся от попытки захвата и направился к лестнице. Было ринувшегося за ним Бакуго притормозил учитель.
Иида натурально охренел и заорал, что здесь ни у кого нет понятия о дисциплине, увидев его окровавленный нос. А Изуку вечером прочитал лекцию о том, как нехорошо лезть в чужие отношения.
- Если ты сам не можешь разобраться в ваших «отношениях», я должен просто смотреть, как он вытягивает из тебя силы провокациями? – Уточнил Шото. Мидория прикусил язык и покачал головой.
- Я устал реагировать, но и не отзываться на его тычки – тоже не вариант, достанет же.
- Мидория, - низко и осторожно подвел тему Тодороки, взяв его за руку, - Я не особо разбираюсь во взаимодействии между людьми, но ты не пробовал для себя превратить его не в источник страха и злобы? Если ты ничего не можешь поделать с его поведением, то…
- Нужно поработать с восприятием и причинами этого поведения. – Дошёл Изуку, и улыбнулся.
- Я попробую. Спасибо.
К третьему курсу, пока Бакуго не поменял тему и тактику, задирать Изуку стало сложнее.

***
- Фига, вы громкие! – Рассмеялся Каминари, зайдя в кухню в пятом часу утра, куда они выбрались попить чаю. Спать всё равно не хотелось, а вставать на учебу нужно было через два часа.
Мидория покраснел до кончиков ушей, Тодороки подавился чаем, а вставший на пороге Эйджиро громко неприлично заржал. Изуку смерил его упрямым, хмурым взглядом, и Киришима исправился, замахав руками.
- Да ладно вам, все уже давно всё знают. Тем более, уж не мне об этом шутки шутить.
- Ну-ну.
- Пикачу, закройся. – Помятый, кое-как пришедший себя Бакуго отпихнул Мидорию от стола и налил себе чаю из чайника, который, вообще-то, Изуку делал на двоих.
- Каччан, тебя не учили, что чужие вещи без спроса не берут? – Тоном строгого воспитателя спросил Мидория, и посмотрел блондину в глаза. То ли настроение у того было настолько паршивое и уставшее, то ли Киришима – маг без лицензии какого-нибудь древнего Ордена Вяленых Томатов, то ли просто звезды сошлись. Но Бакуго только фыркнул и, забрав чашку, ушёл из кухни. Эйджиро покачал головой и откусил печение.
- Что, не пойдешь за ним? – Поддел Каминари.
- Я ему няня, что ли? – Натурально удивился Эйджиро, и кивнул передавшему тарелку с кексом Тодороки. Сладкое? Грешны, почти все.
- Извини, - Неловко усмехнулся Мидория, - Но иногда так и выглядит.
- Где, блядь, моя футболка?! – Рявкнул Бакуго на всё общежитие. Эйджиро покачал головой, тяжело вздохнул, и заорал в ответ:
- Там же, где штаны.
- Это где?!
Каминари пытался сдержать свой порыв ответить в рифму до последнего, но между выдать заряд и ругнуться, выбрал второе. Тодороки с Мидорией синхронно переглянулись и покачали головой.
- Вы чего сквернословите? – Яойрозу скинула толстовку на стул и попыталась выпутаться из шарфа, но застряла в нём. Тодороки помог не удушиться и пояснил: - Бакуго потерял вещи, а Каминари в творческом порыве, объяснил ему, где их найти.
Мидория и Киришима засмеялись, а Момо только издала подобие «ох, вот оно что», и села за стол, тоскливо посмотрев на печения.
- Ничего с твоей фигурой от одной не будет. – Эйджиро подвинул девушке сладости и вытянулся по струнке, от раздавшегося над ухом:
- Какой-такой фигурой?
Мидория мысленно поблагодарил все высшие силы, что Тодороки, хоть и обладал рядом заскоков, но не был в такой степени ревнивым.
Такие маленькие, по-семейному уютные моменты давали осознать, насколько они умеют быть по-настоящему счастливыми.
- Деку, лыбишься, как идиот.
- Просто подумал, что мы очень беззаботные для героев-практиков. И это здорово.
Момо улыбнулась и, закатав рукава, провозгласила, что раз сегодня день нарушения правил – она приготовит торт. Тем более, ребята скоро приедут.
- У нас только какао, молоко, яйца и печения. – Предупредил Шото.
- Тогда… - Яойрозу задумалась, а потом щелкнула пальцами, - Шоколадные кексы.
- Ого, а ты умеешь? – Оживился Киришима, зная тайную страсть Бакуго к шоколаду. Что там говорят про недостаток удовольствия в этой связи?
Кажется, спать перед учёбой - для слабаков.

---

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Мы были бы

Мы были бы

Автор: Лирбис
Жанры: (недо)романс, психология.
Персонажи: Аллен Уолкер, Канда Юу.
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: нет.

Саммари:
О двух сложных людях в простых словах.


Аллену нравилось думать, что в другом времени, Канда бы был настоящим самураем. Воином, готовым умереть за свои идеалы. Наверное, это жутко: думать о том, за что твои друзья готовы отдать жизнь. Но для него это казалось естественным. Ведь, если у вас не схожи представления о том, ради чего можно и умереть — разве это дружба? Для него было обязательным чувствовать связь с человеком, которая выражалась не в кулонах с надписями "лучшие друзья навсегда" или бессмысленных статусах в социальной сети. Для Аллена друг — это сакральное. Человек, с которым ты можешь разделить важные моменты и чувства. У вас на двоих одно счастье, горе. Когда в его жизни солнце — ты радуешься, когда наступает ночь — светишь изо всех сил. Нет ничего важнее счастья семьи, которую ты выбрал сам.

Канда стягивает с плеча край домашней юкаты, плавно убирает волосы в высокий пучок. Рассматривает края татуировки: спустя почти семь лет, немного выцвели тонкие линии. Время безжалостно ко всему, но с ним можно потягаться. Уже по молчаливому кивку Канды самому себе, Аллен понимает — будет обновлять. Во внутреннем дворе чуть накрапывает дождь и можно в пару шагов дойти до источника. Аллен давно хотел снять онсэн, но погода подвела. Хотя... Кто такая эта погода, чтобы ей проигрывать?
— Мояши, совсем рассудок потерял? Если простынешь?
— Вот "если", тогда и поговорим. Слабо?
Канда привычно фыркает и, в одно слитное движение избавившись от одежды, поднимается и проходит прямо до источника, скрываясь в воде по грудь. Аллен улыбается и залезает в горячую воду, прикрывая глаза от удовольствия. Капли изредка тревожат лицо, но получается расслабиться и посмотреть на небо. Он чувствует, что Канда смотрит на него. Интересно, о чём думает Канда?
— Если бы ты жил в эпоху Эдо или раньше, то точно был бы самураем, - ответа не следует, но Аллен и не ожидает его. С Кандой комфортно молчать, дышать, просто находиться рядом. Будто тебя подпитывает невидимой энергией, которая, одновременно, нигде и повсюду.
Дождь неумолимо начинает свой танец в полную силу, но они высиживают свою четверть часа. Грозы нет, можно себе позволить.
— Потому что занимаюсь кендо? - голос Канды вкрадчиво вплетается в перестук капель: низкий, раскатистый. В нём есть что-то могущественное. Аллен слишком давно занимается музыкой, чтобы не находить его красивым.
— Потому что в тебе есть честь и смелость, которые им необходимы. А ещё, я думаю, ты бы смог быть орудием достойного человека. Но это так, глупые ассоциации... Не заморачивайся.
Канда молчит ещё с минуту. Щурится, смотря в небо, длинно выдыхает. Смаргивает капли и снова смотрит на него, прямо в глаза.
— Целитель или палач. Ты.
Аллен нервно усмехается, приподнимаясь из воды. Пора в дом, скоро ливень.
— Ничего себе, разброс. Потому что умею играть в жестокость, но не могу бросать в беде?
— Потому что они всегда — одно звено. Зависит от ситуации.
Канда уходит под навес первым, хватая полотенце. Обтирается быстро, повязывает одно вокруг бёдер и кидает ему второе. Аллен ловит его и промакивает лицо, стирая влагу. По плечам бьют капли, но ему кажется, будто это слова Канды: заслужил, заслужил, заслужил.

Чайная церемония в исполнении этих рук — его личный вид визуальной медитации. Аллен терпеливо ждёт вторую заварку, пока остынет. Греет руки и спину под тёплым пледом, накинутым поверх юкаты. У Канды индиго, с очертаниями лотосов, у него — серая, с лепестками сливы. Канда не мёрзнет (или не показывает), чистит юдзу, потом нарезает хурму. Протягивает ему дольку. Аллен берёт зубами из руки: они делали так много раз, стесняться нечего. Физическая близость в бытовом плане естественна для них. Сначала они вместе снимали квартиру в студенчестве, а теперь, кажется, скучают по тому времени. Взгляд Канды снова чувствуется кожей: внимательный, но спокойный. Канда не обжигает.
— Самурай и целитель, да? Неплохая история, мояши, - Канда чуть улыбается, отпивая чай. Аллен делает пару глотков и чувствует, как губы сами растягиваются в ответном жесте.
— Всё же — целитель? Почему?
— Чтобы ты стал палачом, нужна очень жёсткая ситуация. Появилась дурная привычка: верить в тебя.
Аллен смеется от души и качает головой, убирая прядь волос Канды за ухо, спасая от повторной ванны в чашке.
— Тогда можешь расслабиться, ведь привычки у нас схожие.

Они допивают чай в тишине. Канда садится читать недавно законченную Алленом «В поисках утраченного времени» Пруста. Аллен отвлекается на сообщения Лави и открывает ссылку на статью об импрессионистах. В ней и пропадает на долгие минуты. Поднимает взгляд на погружённого в текст и себя, одновременно, Канду и не может унять сбитое дыхание. В голове пульсирует всё тот же вопрос:

Интересно, о чём ты думаешь, когда смотришь на меня?